вторник, 25 августа 2015 г.

Независимость от деклараций

(Опубликовано 15.07.2015 на сайте еженедельника «Новое время» под названием «Почему вас заботит, что сказал об украинцах Табаков»)

Вас действительно беспокоит, что сказал об украинцах Олег Табаков? А почему? Не постигаю.

Я понимаю вселенскую горечь юного Артура, когда он пишет канонику Монтанелли в прощальной записке “я верил в вас, как в Бога, а вы мне лгали всю жизнь” – самый близкий для него человек оказался не возвышенным святым, а банальным лицемером. Это действительно грех, осознать и простить который пламенная юность не в силах. Я взрослый человек, я это понимаю.

Но я не понимаю, зачем реагировать на декларацию Олега Табакова с такой же юношеской остротой. Почему его мнение так важно для вас? Он самый близкий для вас человек? Непререкаемый авторитет? Праведник, по советам которого вы строите жизнь? Возможно, для двух-трех десятков людей это именно так, но остальные-то миллионы видели Олега Павловича только на экране или на сцене. Видели, может быть, регулярно, но ведь не настолько часто, чтобы уверовать в него всем сердцем?

Поставлю вопрос прямо: почему вы так зависимы от его слов? Вы всегда так остро реагируете на мнения людей, с которыми вас ничто не связывает? Не верю. Мало ли кто что бормочет в пространство на границе слышимости. На каждый посторонний чих не наздравствуешься. Услышал, хмыкнул, пожал плечами, всё.

Борис Натанович Стругацкий говорил молодым писателям, страдавшим чрезмерной зависимостью от читательских отзывов: “Что бы вы ни написали, это понравится тысячам, не понравится десяткам тысяч, а остальные миллиарды никогда и не узнают, что вы вообще что-то написали. Примите это как данность”.

В нашей ситуации всё точно так же, только вектор восприятия другой. Медиафигур тысячи, десятки тысяч. Они всё время что-то говорят, высказывают, декларируют в пространство, причём зачастую несут выдающуюся пургу – особенно в областях, в которых вы разбираетесь, а они нет. Так нужно ли уделять их репликам больше внимания, чем они заслуживают?

Согласен, если рабская зависимость от чужого мнения безусловно вредна, то внимательность к мнению другого человека – необходима. Осознанная внимательность, рациональная способность оценить значимость и авторитетность стороннего взгляда. Именно осознанная, причём значимость будет для каждого своя и осознавать её каждый будет сам. Потому что, признавая за человеком авторитет, вы тем самым становитесь в какой-то мере зависимы от его мнения. И будет только естественно, если эту меру зависимости будете регулировать вы сами.

Но если Олег Павлович Табаков хотя бы в силу возраста может считаться жизненным авторитетом, то почему сходную по масштабам и остроте реакцию публики вызвала год назад, мягко говоря, не сильно пожилая Ани Лорак? Я не знаю, что она такое тогда пропела (не интересовался, извините), но реакцию на её пение помню хорошо. Это было настоящее цунами. Грохот был такой, будто не было тогда темы важнее и актуальнее. Оказалось, что её мнение жизненно необходимо такой массе людей, что…. Удивительно, просто удивительно.

Ответьте честно: насколько рациональной и осмысленной была та реакция? Я понимаю, что эмоции тоже важны, но эмоции нужно держать в берегах, чтобы не расплескивались напрасно. И что всё-таки со смыслом, дорогие мои? Был ли вообще смысл выстраивать грандиозное медиасобытие из чьей-то пустейшей декларации?

Не постигаю.

Share



via WordPress http://ift.tt/1Pw2AFS

пятница, 14 августа 2015 г.

Чистые руки для грязного дела

(Опубликовано 13.07.2015 на сайте еженедельника «Новое время» под названием «Ржавчина власти. Что превращает политиков в преступников»)

В одном давнем разговоре мой собеседник использовал выражение “теорема о перерождении”. Разговор был о политике, а упомянутая “теорема” имела примерно следующий смысл: любой человек, каким бы безупречно нравственным и профессиональным он изначально ни был, самим фактом причастности ко власти в несколько этапов коррумпируется и утрачивает компетентность. Любой. Без исключений.

Обоснования этой профессиональной деформации в его изложении выглядели так.

Во-первых, задача человека во власти – принимать решения, которые приносят пользу для социума, но при этом зачастую противоречат интересам конкретных людей. Точно так же полководец приказывает батальону любой ценой сдерживать наступление противника, чтобы бригада могла завершить обходной маневр и уничтожить врага. Полководец понимает, что без гибели батальона победа невозможна. Он отдает приказ, обрекающий батальон на смерть, и тем самым добивается генеральной победы. Компетентность политика заключается в способности принимать такие же решения – допустить “частное зло” для достижения победы и затем оценить, стоил ли генеральный результат принесенных жертв. Чем более компетентен политик, чем чаще ему удается добиться достойной цели, тем более он склонен решаться на “частное зло” во имя достижения всё более значительного “общего добра”. Через некоторое время он неизбежно и почти незаметно для себя приходит к убеждению, что достойная цель оправдывает, в сущности, любые средства, – и сразу перестаёт быть компетентным. Профессиональная деформация завершена: теперь политик готов на любое преступление ради получения того, что он считает желательным для себя результатом.

Но (во-вторых) что же такое этот “желательный результат”? Конечно, максимальная эффективность действий, которая достигается только групповыми усилиями. Политик ведь, как правило, работает с группой единомышленников. У них общие подходы, общее представление о ситуации, общие способы достижения цели. Чем слаженней работает команда, тем чётче и яснее её установки, тем эффективнее удаётся решать поставленные перед ней задачи. Такая команда становится всё более мощным инструментом. Постепенно приходит понимание, что чем лучшие условия для такой команды создаются, тем больше задач она может эффективно решить. Поэтому улучшение условий работы команды становится всё более важной частью реализуемых ею стратегий – вплоть до того момента, когда все стратегии оказываются направлены в первую очередь именно на создание этих самых комфортных условий. Групповые интересы становятся для команды весомее общественных (и любых других), а это и есть коррупция…

Эти процессы идут одновременно, сплетаясь, дополняя и обуславливая друг друга. Контроль снизу, сверху или сбоку, системы регулирующих обратных связей способны замедлить рост разъедающей власть опухоли, но не могут ни остановить её, ни вылечить.

Единственный проверенный способ победить коррупционные метастазы – неуклонная и регулярная ротация политиков на всех постах. Малейшее пренебрежение этим принципом делает страну уязвимой, заталкивает её в болото коррупции и некомпетентности. И чем яснее слышна вонь этого болота, тем более решительно нужно ротировать тех, кому народ временно доверяет штурвал.

Но не менять же, действительно, политиков так же часто, как подгузники! Как найти наиболее устойчивых, иммунных, хотя бы чуть более долговечных?

“Теорема о перерождении” утверждает, что “ржавчина власти” разъедает всех. Но, может быть, найдутся достаточно компетентные специалисты, которые способны некоторое время ей сопротивляться? Например, такие, которые видят эту “ржавчину” и чувствуют к ней глубокое отвращение. Люди, которые начинают свою политическую жизнь с осознания того, в какую омерзительную субстанцию им предстоит окунуться, но одновременно понимают, что для блага страны и народа стоящая перед ними задача должна быть решена и они способны с ней справиться. Люди, которые готовы принять на себя ответственность за столь необходимый всем нам результат.

Я, конечно, понимаю, что в политике таких не бывает. И что готовность взяться за заведомо грязное дело практически исключает надежду сохранить чистые руки.

И всё-таки… всё-таки….

Чёрт побери, ну а вдруг?

Если бы появились на горизонте такие, я бы за них проголосовал.

Share



via WordPress http://ift.tt/1JgDjAU

вторник, 11 августа 2015 г.

Эффект политического глухаря (Из рубрики “Природа власти для любознательных”)

(Опубликовано 9.07.2015 на сайте еженедельника «Новое время»)

Власть даёт множество поводов для занимательных наблюдений. Опытный натуралист может многое рассказать о периодах спячки депутатов и сезонах накопления ими жировых отложений, о стайном поведении парламентских фракций, иерархической структуре министерских прайдов, о кровавых ритуалах смены вожака и, конечно, об уникальной видовой способности политиков под названием “вечный гон”.

Сегодня мы поговорим о самозабвенности, столь характерной для всех представителей власти – так называемом «эффекте глухаря».

Типичный политик способен слышать избирателей только в краткие сезоны предвыборных кампаний. Во все прочие периоды активности он с готовностью имитирует наличие слуха, но на самом деле для получения сигналов извне слухом не пользуется. В таком состоянии политик способен только слушать (обычно в форме так называемого “участия в слушаниях”), но не способен слышать (то есть, осмысленно воспринимать информацию).

Чем это свойство обусловлено? Политики уверены, что располагают куда более полным представлением о происходящем “на самом деле”, чем их избиратели. Типичный политик видит реальность как поток официальных документов, изредка прерываемый телевизионными эфирами с его, политика, участием. Вы, вероятно, замечали, что после получения мандата депутаты почти перестают общаться с отдельными избирателями. А если от такого общения уклониться не удаётся, они всячески уходят от прямых ответов, предпочитая отвлеченные рассуждения. Их сознание отторгает услышанные вопросы как нечто чуждое, воспринимает их как бессмысленную тарабарщину, которая не имеет отношения к привычной конкретике документооборота. Только появление съёмочной группы даёт шанс переключить политика в режим “интервью” или в режим “дебаты” и сделать его чуть более отзывчивым к внешнему воздействию.

Проблемой налаживания связей между тем, что происходит “на самом деле” у политиков, и реальностью, в которой по незнанию продолжают существовать избиратели, заняты десятки посредников-политологов. Их усилия, впрочем, не слишком результативны (возможно, потому, что им, как и политикам, платят чаще всего не за результат). Типичная реакция избирателей на придуманные ими объяснения сводится к горестному крику “они что там, белены объелись?” и также не способствует достижению взаимопонимания.

Разрыв между “на самом деле” политиков и реальностью, которая дана в таких острых ощущениях избирателям, создает постоянное напряжение и регулярно приводит к неприятным последствиям. Представьте себе политическое решение, принятое на основе депутатского понимания “как все обстоит на самом деле” и предназначенное для внезапного и неотвратимого внедрения счастья в избирателей. Однако избиратели живут в реальности, которая не имеет с бумажным “на самом деле” почти ничего общего, а потому предназначенное им по документам счастье правильно воспринять просто не в состоянии. Вместо него они (в который раз) получают нечто непредсказуемое и, как правило, неприятное по ближайшим последствиям. Это вызывает немалую оторопь и в стае политиков (“мы же не этого хотели!”), и в стане избирателей (“долго еще они будут над нами издеваться?”).

Неоднократно предпринимались попытки “переключить” политиков с решения проблем, существующих только “на самом деле”, на решение так называемых реальных проблем. Станислав Ежи Лец решил эту задачу популярным афоризмом “В действительности всё обстоит совсем не так, как на самом деле”, но можно считать установленным, что даже многократное повторение этого заклинания в присутствии политиков никаких результатов не дает. Исследователи предлагали меры медикаментозного, гипнотерапевтического и экстремально-педагогического характера, но даже ударные их сочетания так ни разу и не дали удовлетворительного и устойчивого эффекта.

К счастью, давно известно и неоднократно проверено на практике простое народное средство от политической самозабвенности. Средство это описывается нестрогой формулой “изыди, каналья” и сводится к отрешению политика от всех представительских и административных функций. Всего через три месяца после такой процедуры депутат, министр и даже президент восстанавливают способности к общению и становятся чрезвычайно похожи на людей.*

Правда, при любом упоминании о “сессиях”, “комиссиях” и “консенсусе” в зрачках бывших политиков неизменно появляется горизонтальная развертка, усиливается рефлекторное слюноотделение, а пальцы начинают непроизвольно двигаться – не то искать кнопку для голосования, не то прятать невидимую карту в воображаемом рукаве. При появлении таких симптомов достаточно щадящего удара карандашом по переносице, чтобы снова привести забывшегося слугу народа в чувство.


* Это, безусловно, не относится к современной России. Как, впрочем, и весь остальной текст.

 

Share



via WordPress http://ift.tt/1Nn5dJe

пятница, 7 августа 2015 г.

К вопросу о необходимости русско-русского словаря

(Опубликовано 5.07.2015 на сайте еженедельника «Новое время» под названием «Новый русско-русский словарь»)

Язык – это не только толковый словарь плюс грамматика. Язык – это также семантика и прагматика. Даже если собеседники используют одно и то же слово, но решительно расходятся по мировоззрению или мировосприятию, они могут придавать этому слову совершенно разные смыслы. Вплоть до диаметрально противоположных.

Возьмём, например, слово “свобода”. Для одних это слово означает право и способность самостоятельно управлять своей жизнью и, как следствие, самому нести ответственность за неё. Свобода в таком понимании воспринимается как нечто желательное и привлекательное, упоминание о ней вызывает положительные эмоции.

Для других то же самое слово несет полностью противоположный смысл. Для них свобода – вынужденный отказ от привычки строить свою жизнь в соответствии с традиционным укладом, подчинение чуждым идеям, навязанным извне вместе с совершенно лишней ответственностью непонятно за что. Такая свобода человеку не нужна, он её отторгает, упоминание о ней вызывает отвращение и гнев.

Получается, что у нас теперь два русских языка

Не будем сейчас разбирать генезис каждого из этих двух представлений – это совершенно другая тема. Достаточно и того, что и то, и другое представление широко распространены и постоянно сталкиваются друг с другом.

Выглядит это, например, так.

- Люди вышли на Майдан, чтобы отстоять своё право на свободу!

- Ну вот, ты сам сказал, что бунт начался из-за навязанных людям бредовых идей!

Различия в понимании термина “свобода” (как и многих других терминов – “государство”, “юстиция”, “политическая деятельность”, “духовность” и т.д.) для участников диалога настолько фундаментальны, что говорить об их “общем языке” просто невозможно.

Лексика и грамматика пока осталась теми же, но семантика (закреплённые за словами смыслы) и прагматика (смысловая связь между понятием и тем, кто его использует) уже разошлись. Получается, что у нас теперь два русских языка, которые отличаются настолько, что впору составлять русско-русский словарь.

В этом словаре нужно будет учесть, например, то, что на одном из русских языков разговор об Украине как самостоятельном государстве возможен, а на другом – нет. Взамен в нём есть обширный смысловой инструментарий для обозначения сущностно неоформленного территориального феномена, который лишен всяких признаков государственности, но зато всем, что в нём есть хорошего, обязан русскому языку.

И такое понимание не просто временный артефакт пропаганды, который легко будет при необходимости отбросить. Оно органично связано со всем комплексом уже вполне устоявшихся воззрений на то, как “устроен” современный мир (он устроен как всеобщий многовековой заговор против России, но эту интересную тему мы пока оставим лишь как заметку на полях).

Еще одна новация, свойственная только одному из русских языков – расширение семантического пространства времён специфическим оценочным уточнением. Согласно этой новации, историческое событие может приобретать характеристику “настоящего” или “фальсифицированного”.

Скажем, победа Российской Империи над Наполеоном может признаваться “настоящим” событием, а поражение под Аустерлицем и союз Александра I и Наполеона против Англии – ”фальсифицированным”; полёт Гагарина в космос является событием “настоящим”, а высадка Армстронга на Луну “фальсифицирована”, и так далее. Практика употребления “настоящего” и “фальсифицированного” прошлого развивается прямо на наших глазах, можно предполагать также появление на семантическом уровне концепций “настоящего настоящего”, “фальсифицированного будущего” и так далее.

Для выявления и каталогизации таких различий и необходим формальный русско-русский словарь – он создаст начальную основу для взаимопонимания. Если вы действительно хотите, чтобы альтернативно-русскоязычный собеседник вас услышал, говорить с ним придётся на его языке. А поскольку различия в ваших с ним русских языках заключены не в лексике, а в понятийной базе, для результативного общения придётся осознать и понять систему взглядов собеседника наравне с собственной, в то же время не переходя на его точку зрения. Это не невозможно, конечно, но для неподготовленного человека затруднительно и, как минимум, некомфортно. Иногда даже травматично.

Но если не стремиться понять друг друга, зачем тогда вообще поддерживать диалог?

Share



via WordPress http://ift.tt/1gPv8zh

воскресенье, 2 августа 2015 г.

Кризис компетентности

(Опубликовано 3.07.2015 на сайте еженедельника «Новое время» под названием «Политический камикадзе» превращается в тыкву»)

В прошлом феврале я мог представить только три типа политиков, которые дрались бы за право войти в новое правительство Украины и взвалить на себя ответственность за страну.

Первый тип – политик-булыжник, не способный оценить масштаб и смысл востребованных перемен. Он пребывает в полной уверенности, что всё останется по-прежнему: коррумпированные группировки будут, как и раньше, паразитировать на предпринимателях, дерибанить бюджет и беспардонно врать избирателям (а при случае и убивать их) в полной уверенности, что им всё сойдёт с рук. Представить, что такой персонаж может получить правительственный пост – и в феврале 2014-го, да и теперь, совершенно невозможно – как и триумфальное возвращение в президенты “вечно легитимного” Януковича.

Второй тип – пламенный идеалист, который считает, что мечта о процветающей Украине воплотится в жизнь просто потому, что она для него свята и нерушима. Попав в правительство, он не стал бы вникать в скучные проблемы бюджета, кадровой политики, налогового регулирования – всё это, в его понимании, должно обустроиться само, по благоволению мироздания, которое с момента получения идеалистом портфеля само собой станет гармоничным. Про компетентность таких политиков говорить бесполезно, избирателей в подобных типах привлекает напористое обаяние “маниловщины” и фантастическая лёгкость, с которой картинка светлого будущего превращается в реальность – правда, всегда только на словах. Кстати, если вы думаете, что пламенные идеалисты не могут прорваться в правительство, потому что этого просто не может быть, посмотрите на Грецию и восхититесь её примером – и ее премьером.

И, наконец, третий тип: политический самоубийца. Человек, который согласен пожертвовать личными политическими перспективами ради того, чтобы вытащить Украину из системного кризиса. Профессионал, который чувствует в себе силы продавить и осуществить меры заведомо непопулярные, но жизненно необходимые для решения задач переходного периода. Начать на фоне промышленного спада структурные реформы в экономике, запустить механизмы обновления правоохранительных структур, перестроить бюджет, снять удавку с местного и регионального самоуправления – и так далее.

Даже в феврале 2014 года, когда аннексия Крыма еще не стала свершившимся фактом, а Донбасс лишь готовился впасть в безумие, было ясно, что у “третьего типа” будет в запасе в лучшем случае год. Никакие глубокие реформы, даже самые продуманные, не могут дать мгновенного эффекта. Весь этот воображаемый год кризис неизбежно продолжался бы, постоянно сокращая ресурсы страны и оптимизм её граждан. В лучшем случае удалось бы замедлить падение, но не превратить его в рост. Однако за этот год “политик-камикадзе” обязан был начать кардинальные преобразования и придать им такую инерцию, чтобы их невозможно было остановить. А потом перейти в оппозицию, проиграв очередные или внеочередные выборы, потому что раздражение даже самого верного его электората от несбывшихся чрезмерных ожиданий было бы слишком велико. Впрочем, при вменяемом устройстве власти контролировать уже начатые реформы из оппозиции даже удобнее.

Тогда, в феврале, мне представлялось, что именно на этот вариант стоит рассчитывать.

Даже начало гибридной войны не должно было серьёзно сломать этот сценарий. Скорее, наоборот – общая беда сплачивает людей, позволяет мобилизовать дополнительные ресурсы, продлевает мандат руководства, даёт шанс на терпение тех, кто попадёт под каток перемен.

Сценарий не сломался. Он просто не “взлетел”.

Почти все мои тогдашние прикидки оказались верными, кроме главной: пришедший в правительство коллективный “политический самоубийца” показал себя недостаточно компетентным.

Он оказался неспособен установить и выдержать стратегические приоритеты при запуске преобразований. Правительство за прошедшие полтора года не создало продуманной системы реформ, скорее, его действия похожи на подмалёвку эмалью по ржавчине. Законодательные инициативы о децентрализации и самоуправлении, одни из самых многообещающих начинаний кабинета Яценюка, бессильно заброшены, связанные с ними изменения в бюджетной и налоговой политике – тоже. Заявления об “очищении власти” чем дальше, тем больше выглядит профанацией.

Профессионалы, приглашенные в исполнительную власть, уходят, потому что не получают поддержки и не видят возможности добиться результата. Эффективность правоохранительных структур и юстиции теперь измеряются, похоже, числом обвиняемых, которых не удаётся добыть из-за рубежа, и числом уголовных дел, которые невозможно передать в суд из-за ненадлежащего их оформления. И Рада, и правительство месяц за месяцем пережевывают сиюминутные вопросы политической тактики, совершенно игнорируя так и не решенные фундаментальные проблемы долговременной стратегии. Энергия и время, необходимые для давно назревших структурных преобразований, растрачивается практически впустую. Решительность в реформах видна лишь на отдельных участках, и при этом нет никакой уверенности, что эти участки не окажутся в итоге лишь всплесками в океане безбрежного самоуспокоения.

Да, победа Майдана уберегла Украину и от правительства “политиков-булыжников”, и от правительства “пламенных идеалистов”. Но правительство “компетентных камикадзе” тоже не удержалось ни в одном из своих заявленных качеств – ни в части компетентности, ни как “камикадзе”.

И теперь медленно и печально превращаются – хорошо, если в тыкву, а не в булыжник.



via WordPress http://ift.tt/1fVOQYY